— В последнее время пациентское сообщество всё чаще говорит о недоступности жизненно важных противоопухолевых лекарств. Как вы оцениваете ситуацию?

— В России достаточно четко прописана законодательная система, направленная на обеспечение пациентов лекарственными препаратами: как из перечня жизненно необходимых (ЖНВЛП), так и за его пределами. К сожалению, система не всегда работает так, как это зафиксировано в нормативных документах. Да, к нам поступают обращения от пациентов, закупающих препараты за свой счет, это подтверждают и данные наших исследований. Например, согласно анализу структуры закупок и каналов финансирования за период 2018–2024 гг., расходы пациентов на приобретение противоопухолевых препаратов выросли в 2,25 раза.

— Какие жалобы чаще всего поступают от пациентов – об отсутствии препаратов в аптечной сети, проблемах с выпиской лекарств по рецепту или с обеспечением ими в стационарах?

— Чаще всего пациенты сталкиваются с отсутствием препаратов в аптечной сети, затем – с проблемами с выпиской рецепта и только в самом крайнем случае – с отсутствием препарата в стационаре (таких обращений на нашей горячей линии не более 5% в год).

Наш опыт говорит, что чаще всего проблемы возникают с препаратами, не входящими в перечень ЖНВЛП. Назначение такого препарата возможно по медицинским показаниям и/или из-за индивидуальной непереносимости текущего лечения. Решение о назначении принимает врачебная комиссия. К сожалению, сроки проведения врачебной комиссии иногда затягиваются, хотя согласно законодательству ее заседания должны проводиться не реже одного раза в неделю. Отмечу, что не всегда мнение врачей в регионе по вопросу назначения инновационной терапии совпадает с мнением профильного федерального центра.

— Достаточно ли финансирования, выделяемого на диагностику и терапию онкозаболеваний?

— Государство действительно много делает для онкологических пациентов. Благодаря запуску федерального проекта «Борьба с онкологическими заболеваниями» удалось значительно расширить доступ к лекарствам, переоснастить лечебные учреждения, улучшить диагностику. Парадоксально, но благодаря принятым мерам онкологических пациентов стало больше: за счет совершенствования диагностики ежегодно выявляется порядка 600 тыс. новых случаев, кроме того, пациенты с диагнозом теперь живут дольше. Все это приводит к недостаточности финансирования. Государство старается ежегодно выделять дополнительное финансирование, но увеличение не перекрывает даже инфляцию. Кроме того, финансирование, выделяемое в рамках программы, идет на все направления, а не только на лекарственную терапию, которая является наибольшей статьей расходов в оказании помощи онкопациентам.

Следующая проблема – неравномерное распределение средств по регионам. При расчете объемов финансирования не учитывается структура заболеваемости в субъекте. Это приводит к тому, что доступность оказываемой медицинской помощи различается в зависимости от места проживания пациента. В одних регионах на противоопухолевое лечение одного пациента в год получается 18 тыс. рублей, в других – 190 тыс. рублей.

Кроме того, изначально заложенных финансовых нормативов зачастую недостаточно для обеспечения всех нуждающихся пациентов. В регионах можно столкнуться с ситуацией, когда после первого полугодия лечебные учреждения уже «выбрали» весь объем на год, и далее оказание медицинской помощи происходит в «долг».

— Как различается ситуация с лекарственным обеспечением онкопациентов в России и других странах с точки зрения объемов и скорости возмещения?

— Мы понимаем, что бюджетные ограничения есть во всем мире и наша страна не исключение. В целом ситуация с доступностью лечения неплохая, особенно если речь идет о хирургии или базовой химиотерапии. У нас достаточно обращений от людей, которые не смогли получить помощь в своей стране, и приехали в Россию.

Однако с инновационной терапией дела обстоят несколько хуже. Совсем недавно мы с коллегами проанализировали – если говорить о скорости возмещения, то в среднем по Европе данный процесс занимает от 6 месяцев до 1 года, тогда как в России – более 2,7 лет.

— Отмечаете ли вы другие барьеры? Например, затянутость процедур включения препаратов в ЖНВЛП, недостаточную прозрачность работы комиссий Минздрава…

— Многие сложности вытекают из рассогласованности процессов и размытости механизмов. Нам не всегда понятны решения комиссии, в частности, какими критериями руководствуются ее участники, голосуя против включения инновационных прорывных препаратов в перечень ЖНВЛП. Мы считаем, что решения должны приниматься исходя из клинической эффективности, но в большинстве случаев экономическая эффективность является решающим фактором.

Присутствие препарата в ЖВНЛП позволило бы государству зафиксировать на него предельную отпускную цену, а она всегда ниже розничной. Без этого регионы вынуждены приобретать препарат за счет средств регионального бюджета по более высоким ценам, что приводит к большей нагрузке на бюджет и ограничению количества пациентов, которые могут получить необходимую терапию.

На наш взгляд, необходимо полностью переосмыслить формат проведения комиссии, разработать четкие и прозрачные критерии оценки, закрепить регулярность проведения заседаний – не менее четырех раз в год.

— Что необходимо сделать, чтобы улучшить доступность терапии?

— В первую очередь, необходимо рассчитать и понять реальную потребность в финансировании. Мы, как пациентское сообщество, можем констатировать проблему: текущего финансирования недостаточно, пациенты вынуждены приобретать противоопухолевые препараты за свой счет. Но мы же не врачи, не экономисты, и не можем с точностью до копейки сказать, какого объема средств недостаточно или разработать механизмы индексации. Поэтому мы видим первостепенной задачей проведение совместно с экспертным сообществом переоценки требуемых объемов финансирования медицинской помощи, исходя из данных о заболеваемости и прогноза роста количества пациентов. На основе этих расчетов Минздрав совместно с Минфином смогут предусмотреть прозрачный механизм ежегодной индексации финансирования.

Еще одно направление – эффективная диспансеризация. Здесь сделано многое: например, с 2025 года в России проводится диспансеризация по оценке репродуктивного здоровья. Еще одной мерой может стать введение скрининговых программ для категорий риска. Например, сейчас более 70% пациентов с раком легкого выявляется на поздних стадиях (III-IV), когда лечение более дорогое, а вероятность выздоровления значительно ниже. Если проводить скрининг категорий высокого риска, (например, курильщиков) методом низкодозной компьютерной томографии, выявление заболевания может вырасти в 5 раз. Кроме того, данный метод позволяет одновременно выявлять сразу несколько заболеваний органов грудной клетки – рак легкого, хроническую обструктивную болезнь легких, болезни сердечно-сосудистой системы, что значительно экономит затраты системы здравоохранения.

— Как на решение проблемы могут повлиять пациентские организации, общественные советы, СМИ?

— Мне кажется, первостепенная задача общественных организаций – делать проблему видимой, вынося ее на обсуждение. Мы можем доносить до регулятора проблемы, с которыми пациенты сталкиваются в реальной жизни, становясь так называемым «мостиком» между пациентом и системой здравоохранения. Государство действительно делает очень много для наших пациентов, но всегда есть куда расти. И мы, видя проблемы и слабые места, можем подсказывать ему, в каком направлении необходимо двигаться. Глобально мы все идем к одной цели – помочь пациенту в борьбе с заболеванием. И от того, насколько мы умеем слушать и слышать друг друга, зависит то, с какой скоростью и каким результатом мы придем к этой цели.